Особая категория героев Великой Отечественной – это люди, о чьих подвигах мы знаем не из собственных источников, а от противника или, по крайней мере, третьих сторон войны. Главным образом, конечно, это солдаты 1941 года, принявшие первый, самый тяжкий удар. В эти безумные месяцы терялись архивы сразу целых армий и фронтов, потому установить личности множества участников противостояния уже не представляется возможным. Последними свидетелями самоотверженности солдат, угодивших в эту мясорубку, часто становились солдаты и офицеры вермахта. По понятным причинам, они не имели особого желания, а часто и возможности узнавать и записывать имена и фамилии. Однако неизвестные солдаты оставались в рапортах, мемуарах, дневниках, фотографиях впечатленного противника.

22 июня медик из 6-й пехотной дивизии вермахта доктор Генрих Хаапе наблюдал за расстрелом советских бомбардировщиков «Мессершмиттами». Русские шли без прикрытия, настоящая боксерская груша для методичного избиения. Затем одна из мишеней повела себя неожиданным образом: экипаж решил умереть не в одиночку и пошел на таран артиллерийской колонны на земле. Хаапе тут же нашлась работа по специальности: у дороги ждали помощи раненые и обожженные, еще полутора десяткам артиллеристов помощь уже не требовалась. Кто в сгорающем самолете так вывернул штурвал, установить невозможно. Эту безымянную жертву экипаж бомбардировщика принес за несколько дней до того, как Гастелло стал известен на всю страну.

Некоторые сюжеты, казалось бы, привычные нашему читателю, впервые оказались известны именно из документов неприятеля. Так, зимой 1941 года захват архива 45-й дивизии вермахта впервые открыл стране историю Брестской крепости. Чего, однако, в этом архиве не содержалось, так это описания вылазок остатков гарнизона, случившихся после того, как грузовики 45-й пехотной растворились в дорожной пыли, оставив Брест за спиной. Между тем, 30 июля новоназначенный комендант Бреста генерал Вальтер фон Унру записал в дневнике: «это — пустынные груды развалин, дымившиеся и зловонные, где все еще велся ружейно-пулеметный и пулеметный огонь от оставшихся советских солдат». Даже в середине августа Унру писал: «Несколько русских солдат еще продолжают сидеть в окруженном рвом с водой форту на юге от Бреста. Что им нужно? Оцепление не даст им уйти». Только к концу августа комендант после очередной зачистки посчитал сопротивление Брестской крепости окончательно сломленным.

Советские солдаты на позициях

У защитников Брестской крепости оказалось много летописцев. Куда менее известна история Гродненского укрепрайона. ДОТы у границы сражались в условиях, очень похожих на то, что было в Бресте. Поздно вечером 21 июня начальник артиллерии укрепрайона полковник Железняк под свою ответственность приказал занимать огневые точки и грузить туда боекомплект. Шифровка о возможности нападения поступила, когда до нападения почти не оставалось времени, но в этот момент солдаты уже сжимали рукояти пулеметов, сидя внутри укреплений. В результате первые депеши частей немецкого VIII армейского корпуса поначалу благодушны и даже ироничны: «Дальнобойный настильный огонь корпусной артиллерии произвел успешную побудку в гродненских казармах». Однако уже через несколько часов тон меняется.

«На участке укреплений от Сопоцкино и севернее речь идет прежде всего о противнике, который твердо решил держаться любой ценой и выполнил это. Наступление по действующим в настоящее время основным принципам не давало здесь успеха. Только с помощью мощных подрывных средств можно было уничтожить один ДОТ за другим. Для захвата многочисленных сооружений средств дивизии было недостаточно»​.

Рапорты с некоторым удивлением констатируют, как после отхода штурмовых групп уже, казалось бы, разбитые ДОТы снова оживают, плюясь огнем. Огромное превосходство в огневой мощи позволило немцам «забить» основную массу ДОТов в течение 22 июня, но отдельные огневые точки продолжали сопротивление до конца месяца.

Это сопротивление не было тупой покорностью судьбе и бессмысленным желанием гибели. Речь даже не идет об абстрактном самопожертвовании: упорное сопротивление позволяло сберечь конкретные жизни. Спасители и спасенные понятия не имели друг о друге, но факт есть факт: батальоны, вынужденные осаждать ДОТ под Гродно или Брестом не могли вести общее наступление, не могли вставать на пути прорывающихся из окружения частей восточнее. Легко представить, что произошло бы, если бы та же 45-я пехотная дивизия взяла крепость в Бресте как собиралась, за несколько часов – а через несколько дней, например, оказалась бы на дороге у пробивающихся к свободе остатков 3-й армии на Щаре и Немане.